Вот старый дом. Ему вот-вот на слом.
О! Сколько видел этот старый дом!
Хранить секретов не умею я.
Про дом поведаю немедля вам, друзья.

Здесь жил чиновник, в революцию он смылся;
И тотчас бывший пролетарий поселился.
Он телефон имел и два нагана,
Жену, свинью и сына-хулигана.

Трещали дедовские печи,
Читали Сталинские речи,
Чирикали доносы - просто так,
И в праздники вывешивали флаг.

В России мало кто бесился с жиру,
Хозяин умер, не получив квартиру,
Беспутный сын, не выдержав утрату,
Устроил в доме сем советскую блат-хату.

Трещали дедовские печи,
Влезали девочки на плечи,
И, проклиная сына-хулигана,
Скрипели струны старого дивана.

Блат-хату вскорости накрыли,
За "аморалку" отпрыска забрили,
Девчата разлетелись кто куда,
Сменив кликухи , паспорта и города.

В дом поселился "вечный" тощенький студент,
Он был талант, лопух и диссидент,
Он масло выкупал, но ел едва ли,
Друзья - евреи масло то съедали.

И дуло в щели дома холодком,
И пели Галича охальники тайком,
А уходили огородами во мрак,
Принципиально не вывешивали флаг.

Вопрос с жилплощадью с тех пор не изменился,
Дом только спиртом провонял и провалился,
Хранить секретов не умею я,
Живет в нем нынче алкоголиков семья.

С восьми до двух сдают они бутылки,
А с двух до трех подсчитывают филки,
А с трех мешают всевозможные коктейли,
И обмывают каждый день недели.

Дом этот помнит дедушкину каску,
Дом этот помнит Крестный Ход на Пасху,
Имеет право быть музеем этот дом,
А газ и воду проведем потом!