Кровоточил своим больным истерзанным нутром,-
И, словно в пошлом попурри, огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри здоровым недобром.
Но властно дернулась рука: "Лежать лицом к стене!" -
И вот мне стали мять бока на липком топчане.
А самый главный - сел за стол, вздохнул осатанело
И что-то на меня завел, похожее на "дело".
И что-то на меня завел, похожее на "дело".
Вот в пальцах цепких и худых смешно задергался кадык,
Нажали в пах, потом - под дых, на печень-бедолагу.
Когда давили под ребро - как екало мое нутро!
И кровью харкало перо в невинную бумагу.
В полубреду, в полупылу разделся донага,-
В углу готовила иглу нестарая карга,-
И от корней волос до пят по телу ужас плелся:
А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?!
А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?!
Он, потрудясь над животом, сдавил мне череп, а потом
Предплечья мне стянул жгутом и крови ток прервал.
Я, было, взвизгнул, но замолк,- сухие губы на замок,-
А он кряхтел, кривился, мок, писал и ликовал.
Он в раж вошел - знакомый раж,- но я как заору:
"Чего строчишь? А ну, покажь секретную муру!.."
Подручный - бывший психопат - связал мои запястья,-
Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.
Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.
Я терт и бит, и нравом крут, могу - вразнос, могу - враскрут,-
Но тут смирят, но тут уймут - я никну и скучаю.
Лежу я, голый как сокол, а главный - шмыг да шмыг за стол -
Все что-то пишет в протокол, хоть я не отвечаю.
Нет, надо силы поберечь, а то ослаб, устал,-
Ведь скоро пятки станут жечь, чтоб я захохотал,
Держусь на нерве, начеку, но чувствую отвратно,-
Мне в горло сунули кишку - я выплюнул обратно.
Мне в горло сунули кишку - я выплюнул обратно.
Я взят в тиски, я в клещи взят - по мне елозят, егозят,
Все вызвать, выведать хотят, все пробуют на ощупь.
Тут не пройдут и пять минут, как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут, ужмут и прополощут.
"Дыши, дыши поглубже ртом! Да выдохни, - умрешь!"
"У вас тут выдохни - потом навряд ли и вздохнешь!"
Во весь свой пересохший рот я скалюсь: "Ну, порядки!
Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!"
Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!"
Убрали свет и дали газ, доска какая-то зажглась,-
И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея.
И он зверел, входил в экстаз, приволокли зачем-то таз...
Я видел это как-то раз - фильм в качестве трофея.
Ко мне заходят со спины и делают укол...
"Колите, сукины сыны, но дайте протокол!"
Я даже на колени встал, я к тазу лбом прижался,
Я требовал и угрожал, молил и унижался.
Я требовал и угрожал, молил и унижался.
Но туже затянули жгут, вон вижу я - спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут! А я гадаю, старый шут:
Когда же раскаленный прут - сейчас или потом?
Шабаш калился и лысел, пот лился горячо,-
Раздался звон - и ворон сел на белое плечо.
И ворон крикнул: "Nеvеrмоrе!" - проворен он и прыток,-
Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток.
Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток.
Я слабо поднимаю хвост, хотя для них я глуп и прост:
"Эй! За пристрастный ваш допрос придется отвечать!
Вы, как вас там по именам,- вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам обязаны давать!"
И я через плечо кошу на писанину ту:
"Я это вам не подпишу, покуда не прочту!"
Мне чья-то желтая спина ответила бесстрастно:
"А ваша подпись не нужна - нам без нее все ясно".
"А ваша подпись не нужна - нам без нее все ясно".
"Сестренка, милая, не трусь - я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь при встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал, ни на кого не показал,-
Скажите всем, кого я знал: я им остался братом!"
Он молвил, подведя черту: "Читай, мол, и остынь!"
Я впился в писанину ту, а там - одна латынь...
В глазах - круги, в мозгу - нули,- проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели историю болезни!
Они же просто завели историю болезни!